Неточные совпадения
Казалось, как бы вместе с нею влетел солнечный луч
в комнату, озаривши вдруг потолок, карниз и
темные углы ее.
В большой
комнате на крашеном полу крестообразно лежали
темные ковровые дорожки, стояли кривоногие старинные стулья, два таких же стола; на одном из них бронзовый медведь держал
в лапах стержень лампы; на другом возвышался черный музыкальный ящик; около стены, у двери, прижалась фисгармония,
в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов, рядом с печью — белые двери...
Огни свеч расширили
комнату, — она очень велика и, наверное, когда-то служила складом, — окон
в ней не было, не было и мебели, только
в углу стояла кадка и на краю ее висел ковш. Там, впереди, возвышался небольшой,
в квадратную сажень помост, покрытый
темным ковром, — ковер был так широк, что концы его, спускаясь на пол, простирались еще на сажень.
В средине помоста — задрапированный черным стул или кресло. «Ее трон», — сообразил Самгин, продолжая чувствовать, что его обманывают.
Клим почувствовал, что у него
темнеет в глазах, подгибаются ноги. Затем он очутился
в углу маленькой
комнаты, — перед ним стоял Гогин, держа
в одной руке стакан, а другой прикладывая к лицу его очень холодное и мокрое полотенце...
В этот вечер ее физическая бедность особенно колола глаза Клима. Тяжелое шерстяное платье неуловимого цвета состарило ее, отягчило движения, они стали медленнее, казались вынужденными. Волосы, вымытые недавно, она небрежно собрала узлом, это некрасиво увеличило голову ее. Клим и сегодня испытывал легонькие уколы жалости к этой девушке, спрятавшейся
в темном углу нечистоплотных меблированных
комнат, где она все-таки сумела устроить для себя уютное гнездо.
По внутренней лестнице
в два марша, узкой и
темной, поднялись
в сумрачную
комнату с низким потолком, с двумя окнами,
в углу одного из них взвизгивал жестяный вертун форточки, вгоняя
в комнату кудрявую струю морозного воздуха.
Его не слушали. Рассеянные по
комнате люди, выходя из сумрака, из
углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал на ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей;
в темных глазницах сверкали маленькие, узкие глаза.
Ногою
в зеленой сафьяновой туфле она безжалостно затолкала под стол книги, свалившиеся на пол, сдвинула вещи со стола на один его край, к занавешенному
темной тканью окну, делая все это очень быстро. Клим сел на кушетку, присматриваясь.
Углы комнаты были сглажены драпировками, треть ее отделялась китайской ширмой, из-за ширмы был виден кусок кровати, окно
в ногах ее занавешено толстым ковром тускло красного цвета, такой же ковер покрывал пол. Теплый воздух
комнаты густо напитан духами.
Потом Штольц думал, что если внести
в сонную жизнь Обломова присутствие молодой, симпатичной, умной, живой и отчасти насмешливой женщины — это все равно, что внести
в мрачную
комнату лампу, от которой по всем
темным углам разольется ровный свет, несколько градусов тепла, и
комната повеселеет.
Отец трепетал над ним, перестал даже совсем пить, почти обезумел от страха, что умрет его мальчик, и часто, особенно после того, как проведет, бывало, его по
комнате под руку и уложит опять
в постельку, — вдруг выбегал
в сени,
в темный угол и, прислонившись лбом к стене, начинал рыдать каким-то заливчатым, сотрясающимся плачем, давя свой голос, чтобы рыданий его не было слышно у Илюшечки.
Но уже доктор входил — важная фигура
в медвежьей шубе, с длинными
темными бакенбардами и с глянцевито выбритым подбородком. Ступив через порог, он вдруг остановился, как бы опешив: ему, верно, показалось, что он не туда зашел: «Что это? Где я?» — пробормотал он, не скидая с плеч шубы и не снимая котиковой фуражки с котиковым же козырьком с своей головы. Толпа, бедность
комнаты, развешанное
в углу на веревке белье сбили его с толку. Штабс-капитан согнулся перед ним
в три погибели.
Внутри избы были 2
комнаты.
В одной из них находились большая русская печь и около нее разные полки с посудой, закрытые занавесками, и начищенный медный рукомойник. Вдоль стен стояли 2 длинные скамьи;
в углу деревянный стол, покрытый белой скатертью, а над столом божница со старинными образами, изображающими святых с большими головами,
темными лицами и тонкими длинными руками.
Со времени Возрождения талант становится до некоторой степени охраной: ни Спинозу, ни Лессинга не сажали
в темную комнату, не ставили
в угол; таких людей иногда преследуют и убивают, но не унижают мелочами, их посылают на эшафот, но не
в рабочий дом.
После ее приезда
в Москву вот что произошло со мной: я лежал
в своей
комнате, на кровати,
в состоянии полусна; я ясно видел
комнату,
в углу против меня была икона и горела лампадка, я очень сосредоточенно смотрел
в этот
угол и вдруг под образом увидел вырисовавшееся лицо Минцловой, выражение лица ее было ужасное, как бы одержимое
темной силой; я очень сосредоточенно смотрел на нее и духовным усилием заставил это видение исчезнуть, страшное лицо растаяло.
В детстве все таинственно, таинственен
темный угол комнаты.
Иной раз я так и засыпал от напряжения, сидя где-нибудь
в углу на сундуке и глядя
в темную комнату.
Но, и засыпая, я чувствовал, что где-то тут близко, за запертыми ставнями,
в темном саду,
в затканных темнотою
углах комнат есть что-то особенное, печальное, жуткое, непонятное, насторожившееся, страшное и — живое таинственной жизнью «того света»…
В комнате было очень светло,
в переднем
углу, на столе, горели серебряные канделябры по пяти свеч, между ними стояла любимая икона деда «Не рыдай мене, мати», сверкал и таял
в огнях жемчуг ризы, лучисто горели малиновые альмандины на золоте венцов.
В темных стеклах окон с улицы молча прижались блинами мутные круглые рожи, прилипли расплющенные носы, всё вокруг куда-то плыло, а зеленая старуха щупала холодными пальцами за ухом у меня, говоря...
Все молчали всю дорогу до самого дома. Вечером долго не было видно Петра. Он сидел где-то
в темном углу сада, не откликаясь на призывы даже Эвелины, и прошел ощупью
в комнату, когда все легли…
Странный и страшный сон мне приснился
в эту самую ночь. Мне чудилось, что я вхожу
в низкую
темную комнату… Отец стоит с хлыстом
в руке и топает ногами;
в углу прижалась Зинаида, и не на руке, а на лбу у ней красная черта… а сзади их обоих поднимается весь окровавленный Беловзоров, раскрывает бледные губы и гневно грозит отцу.
Она помолчала немного. Будильник наполнял своей металлической болтовней все
углы темной комнаты. Наконец она произнесла еле слышно, точно
в раздумье, с выражением, которого Ромашов не мог уловить...
Или вечером сидишь один с сальной свечой
в своей
комнате; вдруг на секунду, чтоб снять со свечи или поправиться на стуле, отрываешься от книги и видишь, что везде
в дверях, по
углам темно, и слышишь, что везде
в доме тихо, — опять невозможно не остановиться и не слушать этой тишины, и не смотреть на этот мрак отворенной двери
в темную комнату, и долго-долго не пробыть
в неподвижном положении или не пойти вниз и не пройти по всем пустым
комнатам.
Дневной свет сквозь опущенные гардины лился скупо, и так как
в углу, перед образом, теплилась лампадка, то сумерки, наполнявшие
комнату, казались еще
темнее и гуще.
На этой фразе мысль неизменно обрывалась. После обеда лег он, по обыкновению, заснуть, но только измучился, проворочавшись с боку на бок. Евпраксеюшка пришла домой уж тогда, когда
стемнело, и так прокралась
в свой
угол, что он и не заметил. Приказывал он людям, чтоб непременно его предупредили, когда она воротится, но и люди, словно стакнулись, смолчали. Попробовал он опять толкнуться к ней
в комнату, но и на этот раз нашел дверь запертою.
Тяжелы были мне эти зимние вечера на глазах хозяев,
в маленькой, тесной
комнате. Мертвая ночь за окном; изредка потрескивает мороз, люди сидят у стола и молчат, как мороженые рыбы. А то — вьюга шаркает по стеклам и по стене, гудит
в трубах, стучит вьюшками;
в детской плачут младенцы, — хочется сесть
в темный угол и, съежившись, выть волком.
В углу около изразцовой печи отворилась маленькая дверь,
в комнату высунулась
тёмная рука, дрожа, она нащупала край лежанки, вцепилась
в него, и, приседая, бесшумно выплыл Хряпов, похожий на нетопыря,
в сером халате с чёрными кистями. Приставив одну руку щитком ко лбу, другою торопливо цапаясь за
углы шкафов и спинки стульев, вытянув жилистую шею, открыв чёрный рот и сверкая клыками, он, качаясь, двигался по
комнате и говорил неизменившимся ехидно-сладким, холодным говорком...
Она не вставала, металась
в жару и бредила, живот её всё вздувался. Не раз Матвей видел
в углу комнаты тряпки, испачканные густой,
тёмной кровью, и все дни его преследовал её тяжёлый, пьяный запах.
Комната женщины была узкая, длинная, а потолок её действительно имел форму крышки гроба. Около двери помещалась печка-голландка, у стены, опираясь
в печку спинкой, стояла широкая кровать, против кровати — стол и два стула по бокам его. Ещё один стул стоял у окна, — оно было
тёмным пятном на серой стене. Здесь шум и вой ветра были слышнее. Илья сел на стул у окна, оглядел стены и, заметив маленький образок
в углу, спросил...
Фома взглянул из-за плеча отца и увидал:
в переднем
углу комнаты, облокотясь на стол, сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами; на бледном лице ее резко выделялись
темные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы. Сзади кресла стоял большой филодендрон — крупные, узорчатые листья висели
в воздухе над ее золотистой головкой.
В углу комнаты, освещенные огнем лампады, смутно рисовались лики икон, безучастные и
темные.
…
В тесной и
тёмной комнате пили чай, лысый хохотал и вскрикивал так, что на столе звенела посуда. Было душно, крепко пахло горячим хлебом. Евсею хотелось спать, и он всё поглядывал
в угол, где за грязным пологом стояла широкая кровать со множеством подушек. Летало много больших, чёрных мух, они стукались
в лоб, ползали по лицу, досадно щекотали вспотевшую кожу. Евсей стеснялся отгонять их.
Слабый свет из передней отразился
в одном
углу темной комнаты, и я хотя с трудом, но рассмотрел, что он завален рогатинами.
— Благодарю вас, — очень серьезно сказал он, — за то мужество, с каким вы открыли себя. Сейчас я был как ребенок, испугавшийся
темного угла, но знающий, что сзади него
в другой
комнате — светло. Там голоса, смех и отдых. Я счастлив, Дигэ —
в последний раз я вас называю «Дигэ». Я расстаюсь с вами, как с гостьей и женщиной. Бен Дрек, дайте наручники!
Сменялась и эта картина, и шевелилось передо мною какое-то огромное, ослизшее, холодное чудовище, с мириадами газовых глаз на черном шевелящемся теле, по которому ползли, скакали, прыгали и спотыкались куда-то вечно спешащие люди; слышались сиплые речи, детские голоса, распевающие под звуки разбитых шарманок, и
темный угол моей
комнаты,
в окне которой слабо мерцал едва достигавший до нее свет уличного фонаря.
В темном углу своей
комнаты, она лежала на сундуке, положив под голову свернутую шубу; она не спала; она еще не опомнилась от вчерашнего вечера; укоряла себя за то, что слишком неласково обошлась с своим братом… но Вадим так ужаснул ее
в тот миг! — Она думала целый день идти к нему, сказать, что она точно достойна быть его сестрой и не обвиняет за излишнюю ненависть, что оправдывает его поступок и удивляется чудесной смелости его.
…Наталья проснулась скоро, ей показалось, что её разбудили жалость к матери и обида за неё. Босая,
в одной рубахе, она быстро сошла вниз. Дверь
в комнату матери, всегда запертая на ночь, была приоткрыта, это ещё более испугало женщину, но, взглянув
в угол, где стояла кровать матери, она увидала под простыней белую глыбу и
тёмные волосы, разбросанные по подушке.
Лавка Деренкова помещалась
в низенькой пристройке к дому скопца-менялы, дверь из лавки вела
в большую
комнату, ее слабо освещало окно во двор, за этой
комнатой, продолжая ее, помещалась тесная кухня, за кухней,
в темных сенях между пристройкой и домом,
в углу прятался чулан, и
в нем скрывалась злокозненная библиотека.
Сошли по четырем ступеням
в маленькую
комнату полуподвального этажа, хозяин пробрался
в угол потемнее, плотно сел на толстоногий табурет, оглянулся, как бы считая столики, — их было пять, кроме нашего, все покрыты розово-серыми тряпочками. За стойкой, дремотно покачивая седою головой
в темном платке, вязала чулок маленькая старушка.
Волки, которые теперь от голода совсем обнаглели и забегали
в деревню даже днем, вероятно, с любопытством и со злобой следили издали
в длинные лютые вечера, как
в освещенном окне на краю деревни рисовалась нагнувшаяся над столом человеческая фигура и как другая фигура, тонкая и длинная, быстро шныряла по
комнате, то пропадая
в темных углах, то показываясь
в освещенном пространстве.
Он вдруг сознавал свое настоящее положение, вдруг стал понимать, что он одинок и чужд всему миру, один
в чужом
углу, меж таинственных, подозрительных людей, между врагов, которые все собираются и шепчутся по
углам его
темной комнаты и кивают старухе, сидевшей у огня на корточках, нагревавшей свои дряхлые, старые руки и указывавшей им на него.
Он недоумевал, отчего старушка не подходила, как бывало всегда
в поздний сумеречный час, к потухавшей печке, обливавшей по временам слабым, мерцающим заревом весь
темный угол комнаты, и
в ожидании, как погаснет огонь, не грела, по привычке, своих костлявых, дрожащих рук на замиравшем огне, всегда болтая и шепча про себя и изредка
в недоумении поглядывая на него, чудного жильца своего, которого считала помешанным от долгого сидения за книгами.
Из полупритворенных дверей
в темном углу следующей
комнаты виднелось несколько мрачных солдатских физиономий.
Последив за тенями, что дрожали на потолке, Тихон Павлович перевёл глаза
в передний
угол комнаты. Там, колеблемый ветром, тихо мигал огонёк лампадки; от этого лицо Спасителя то прояснялось, то
темнело, и оно показалось Тихону Павловичу думающим большую, тяжёлую думу. Он вздохнул и истово перекрестился.
В задней стене, к правому
углу, дверь
в комнату Маргаритова;
в левом растворенная дверь
в темную переднюю,
в которой видно начало лестницы, ведущей
в мезонин, где помещаются сыновья Шабловой.
Его новая знакомая, которую мы отныне будем звать Эмилией, ввела его чрез
темный и сырой чуланчик
в довольно большую, но низкую и неопрятную
комнату, с громадным шкафом у задней стены, клеенчатым диваном, облупившимися портретами двух архиереев
в клобуках и одного турка
в чалме над дверями и между окон, картонами и коробками по
углам, разрозненными стульями и кривоногим ломберным столом, на котором лежала мужская фуражка возле недопитого стакана с квасом.
Глафира вздрогнула, обвела
комнату полудремотным взглядом и заметила, что по полу
комнаты прокатились один за другим два мягкие клубка серой пряжи. Бодростина догадалась, что это были две немецкие мыши, но она не могла понять, что за коричневый череп кивает ей вылезая из полу
в темном угле? Она всматривается и видит, что это
в самом деле череп, и вот, когда движения его стали тише, вот видны ясно два белые глаза.
Катя пошла вместе с отцом.
В сельском правлении собралось много дачников. Сидели неподвижно, с широко открытыми глазами, и изредка перекидывались словами. Были тут и ласково улыбающийся Агапов, и маленький, как будто из шаров составленный, владелец гостиницы Бубликов.
В углу сидел семидесятилетний о. Воздвиженский, с
темным лицом, и тяжело, с хрипом дышал. Афанасий Ханов, бледный и взволнованный, то входил
в комнату, то выходил.
Иван Прокофьич, взрастивший его, подкидыша, спал всю жизнь
в темном углу за перегородкой, где было гораздо грязнее и теснее, чем
в этой трактирной
комнате. И не морщился, переносил и б/ольшее «свинство».
Наняли
комнату в два окна на Васильевском острове, на
углу 12-й линии и Среднего проспекта,
в двухэтажном флигельке
в глубине двора. Хозяйка — полная старуха с румяными, как крымские яблоки, щеками. И муж у нее — повар Андрей, маленький старичок с белыми усами. Он обычно сидел
в темной прихожей и курил трубку, — курить
в комнате жена не позволяла.
Он нащупал
в потемках ступени и дверь и вошел
в переднюю флигеля, затем ощупью пробрался
в небольшой коридор и зажег спичку. Тут не было ни души. Стояла чья-то кровать без постели да
темнела в углу чугунная печка. Печати на двери, ведущей
в комнату узника, были целы.